Луна двурога.
Блестит ковыль.
Бела дорога.
Летает пыль.
Летая, стая
Ночных сычей —
Рыдает в дали
Пустых ночей.
Темнеют жерди
Сухих осин;
Немеют тверди…
Стою — один.
Здесь сонный леший
Трясется в прах.
Здесь — конный, пеший
Несется в снах.
Забота гложет;
Потерян путь.
Ничто не сможет
Его вернуть.
Болота ржавы:
Кусты, огни,
Густые травы,
Пустые пни!
Над Wickenburgh’ом ночь и сон,
Но в сердце – свет и ликованье.
Ты помнишь, Оля, трепетанье,
И робкий шепот – «любит он…»
Ты помнишь влажное дыханье
Прудов и парка. Звездный ход.
И сердца радостный полет,
Его восторг и замиранье.
Ты помнишь… – башенка белела,
Ночного часа сонный бой,
И воздыханье – «ди-вный… мой…»
О, как душа твоя горела!
Я помню… – весь в томленьи, ждал
ПисьмА, где бисерные строчки…
С каким восторгом я внимал –
«…глубОко тонут и в прудочке».
Про звезды говорила ты,
Прозрев любовью тайну эту:
Нашла глубокую замету
Небесной, Высшей, Красоты.
Предела нет Господней Воле,
Число и мера в Нем – одно:
И Млечный Путь, и тропка в поле,
Звезда ли, искра… – все равно,
Все у Него в безмерном Лоне:
Твоя любовь, и ты сама –
Звезда Любви на небосклоне,
Светляк – и Солнце, Свет – и тьма.
«ГлубОко тонут…» Так любовь,
Угаснув здесь, – сияет в Небе:
Так зерна, брошенные вновь,
Истлевши – возродятся в хлебе.
Любовь, застывшую в крови,
Мы вознесем живой на Небо, –
И зарожденное в Любви
Створится для живого хлеба.
