Въ первой разъ тебя узрѣвъ, я тобой плѣнилась,
И съ свободою своей на всегда простилась,
Коль не вижуся съ тобой, жизни ненавижу,
А когда и вижусь я, такъ утѣхъ не вижу.
Всю ты кровь мою разжегъ, члены всѣ пылаютъ,
Очи всякой часъ тебя видѣти желаютъ,
Но ты всю мою любовь ты издѣвкой числишъ,
Какъ ни мышлю о тебѣ, ты о мнѣ не мыслишъ.
Раставаяся съ тобой я грущу и млѣю.
И на свѣтѣ ничево больше не жалѣю,
Вѣчнобъ я была вѣрна, въ томъ душа порука,
Ты все щастіе мое, вся моя ты мука.
У шоколаднотелой Персюльки
В ушах забавно-пестрые висюльки.
На побережье северной реки
Она сидит в сквозной зеленой тюльке.
Пасет стада баранов Фертифлюр
Под медленно алеющей рябиной,
И Пепекеке, грустен и понур,
Над суковатой трудится дубиной.
Десятый год не видели песков
Взрастившей их, живившей их Сахары.
Десятый год живут в стране снегов,
Про африканские забыв загары.
Я иногда люблю под вечерок
Пройти в деревню черных колонистов
И к Персюльки усевшись на порог,
Изнежить душу в соловьиных свистах.
Вокруг голубоватые белки
Глаз негритянских, грустных на чужбине.
О дальнем юге грезит Персюльки
И о цветущей — пусть в мечтах! — пустыне.
И старый Марля ужин подает,
Такой невкусный вкусам африканским.
И сердце мне горячей болью жжет,
Когда сердцам я внемлю чужестранским.
