Есть счастье у нас, поверьте,
И всем дано его знать.
В том счастье, что мы о смерти
Умеем вдруг забывать.
Не разумом, ложно-смелым.
(Пусть знает,— твердит свое),
Но чувственно, кровью, телом
Не помним мы про нее.
О, счастье так хрупко, тонко:
Вот слово, будто меж строк;
Глаза больного ребенка;
Увядший в воде цветок,—
И кто-то шепчет: «Довольно!»
И вновь отравлена кровь,
И ропщет в сердце безвольном
Обманутая любовь.
Нет, лучше б из нас на свете
И не было никого.
Только бы звери, да дети,
Не знающие ничего.
Бываютъ иногда, по участи злой, жоны,
Жесточе Тизифоны;
Сей ядъ,
Есть адъ,
Страданье безъ отрадъ.
Жену прелюту,
Имѣлъ какой то мужъ;
И сколько онъ ни былъ, противъ ее, ни дюжъ,
Однако онъ страдалъ по всякую минуту;
Какъ бритва, такъ была она ко злу, остра;
Противу, въ домѣ, всѣхъ, какъ буря, такъ быстра.
Имѣвъ со всѣми ссору круту,
Во всю кричала мочь,
И день и ночь:
Слуга, служанка, мужъ, и гость, и сынъ, и дочь,
Бѣги скоряе прочь,
Или терпи различно огорченье,
И нестерпимое мученье,
И болѣе себѣ спокойствія не прочь.
Ни чѣмъ ее съ пути кривова мужъ не сдвинулъ.
И кинулъ.
Мой жаръ уже, сказалъ, къ тебѣ на вѣки минулъ;
А естьли о тебѣ я вздохи испущу,
Или когда хоть мало погрущу,
Или тебя во вѣки не забуду,
Пускай я двѣ жены такихъ имѣти буду.
