Я в тесной келье — в этом мире
И келья тесная низка.
А в четырех углах — четыре
Неутомимых паука.
Они ловки, жирны и грязны,
И все плетут, плетут, плетут…
И страшен их однообразный
Непрерывающийся труд.
Они четыре паутины
В одну, огромную, сплели.
Гляжу — шевелятся их спины
В зловонно-сумрачной пыли.
Мои глаза — под паутиной.
Она сера, мягка, липка.
И рады радостью звериной
Четыре толстых паука.
То ли были и впрямь влюблены,
То ли это судьбы наказанье —
отсвет дымчатой той пелены,
на мгновенье застлавший глаза мне.
По каким бы волнам ни несло,
нам простится минутная слабость:
мимолетность касаний и слов —
а какая щемящая сладость!
Нас с тобой обручило метро.
В ночь осеннюю, в непогодь, в лужи,
как пузырики в чашке ситро,
из метро мы взлетели наружу.
Лунный свет на лице — как пыльца:
сдуть не сдуешь, а запах-то летний!
Полумрак. И чужого лица
слабый свет, от которого слепнешь.
Я слова подберу, как ключи,
и шепчу, словно в дудочку дуну:
«До свиданья, звереныш мой юный,
мне тебя не дано приручить».
Наш с тобой оборвется полет.
Городским переполнен народцем,
от «Калужской» автобус пойдет —
мне в нем место едва ли найдется…
