Им долго жить — зелёным великанам,
Когда пройдёт блокадная пора.
На их стволах — осколочные раны,
Но не найти рубцов от топора.
И тут не скажешь: сохранились чудом.
Здесь чудо или случай ни при чём…
…Деревья! Поклонитесь низко людям
И сохраните память о былом.
Они зимой сжигали всё, что было:
Шкафы и двери, стулья и столы.
Но их рука деревьев не рубила.
Сады не знали голоса пилы.
Они зимой, чтоб как-нибудь согреться —
Хоть на мгновенье, книги, письма жгли.
Но нет садов и парков по соседству,
Которых бы они не сберегли.
Не счесть погибших в зимнее сраженье.
Никто не знает будущих утрат.
Деревья остаются подтвержденьем,
Что, как Россия, вечен Ленинград!
Им над Невой шуметь и красоваться,
Шагая к людям будущих годов.
…Деревья! Поклонитесь ленинградцам,
Закопанным в гробах и без гробов.
Ночью в поле снег сыпучий, тишина.
В тёмном небе, в мягкой туче спит луна.
Тихо в поле. Тёмный-тёмный смотрит лес.
Дед Мороз, старик огромный, с ёлки слез.
Весь он белый, весь в обновах, весь в звездах,
В белой шапке и в пуховых сапогах.
Вся в серебряных сосульках борода.
У него во рту свистулька изо льда.
Выше, выше вырастает Дед Мороз.
Вот он вышел из-за ёлок и берёз.
Вот затопал, ухватился за сосну
И похлопал снежной варежкой луну.
Зашагал он, закачал он головой,
Засвистал он в свой свисточек ледяной.
Все снежинки по сугробам улеглись.
Все снежинки огонёчками зажглись.
