На рынке у булочной тихо и грустно.
Как в древности, здесь натуральная мена:
Стакан отрубей — на полбанки капусты,
На плитку дуранды — четыре полена.
На хлеб даже две стограммовых картошки
У этой дружинницы выменять можно.
Старик предлагает ей чайные ложки,
Однако старанья его безнадёжны.
Сказала негромко: — Хлеб нужен для мамы. —
И ясно: другого обмена не будет…
На рынке у булочной граммы на граммы
Меняют друг с другом голодные люди.
Я тут проходил, ничего не меняя,
А голод пошёл выворачивать тело.
Оно вдруг заныло, как рана сквозная:
Картошка проклятая в память засела.
Он жил в высотке на последнем этаже,
Он мне плеснул глоток шампанского в фужер.
На белых стенах кабинета
Портреты женщин неодетых,
И я сама уже почти что неглиже.
Ну что он смотрит сверху вниз,
Исполню я его каприз,
Он птица важная — я вижу по полёту.
А я не то, что влюблена,
И от шампанского пьяна,
А просто так — сопротивляться неохота.
Печальный опыт я имела столько раз!
Вот на часы он должен посмотреть сейчас.
Зевнёт, и скажет: время — деньги,
Пойдем, хорош глазеть на стены,
И холодком плеснёт из светло-серых глаз.
Он жил в высотке на последнем этаже,
Он так запутал мной придуманный сюжет,
И поняла я, что пропала,
В высотный плен навек попала,
И сам он тоже не торопится уже.
