Покрывается сердце инеем —
Очень холодно в судный час…
А у вас глаза как у инока —
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все ж крещеная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы, —
За избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
…Но что эта птица хотела?
Кружилась, как по ветру дым,
И прямо в глаза мне глядела
С каким-то вопросом седым…
Ни деревца не пропустила
В нашей усадьбе лесной,
Будто знакомство сводила
С хозяйкою, то есть – со мной.
Клювом с заметной горбинкой
Терзала арбуз и котлету,
Как наша пушистая свинка
(Ни хлева, ни моря в ней нету…)
Была бы малиновкой звонкой,
Овсянкой на желтой ноге…
Но клумбы и зелень газона
Совсем не к лицу пустельге.
…Своих соколиных замашек
Еще не утратив пока,
Мышей, и ужей, и букашек
Повывела свет-пустельга.
Часами стояла над садом
В мерцательном трепете крыл,
Потом исчезала куда-то,
Но вновь ее черт приносил…
И здесь поняла я, что значил
Тот первый загадочный взгляд:
«Охотиться стоит на дачах,
Чтоб прокормить соколят?»
Кормить-то корми, если нечем…
Но после смотри не прибей:
В условиях человечьих
Не вышли б нутром в голубей…
Им станет значительно проще,
Чем хищнице вольной – тебе,
Нахлебничать даже не в роще –
В подъезде, на трассе, в избе.
И утром голодным и стылым,
Забыв соколиную честь,
Вольеры, отверзтые мило,
Сиянью небес предпочесть…
