Сначала было Слово печали и тоски,
Рождалась в муках творчества планета,
Рвались от суши в никуда огромные куски
И островами становились где-то.
И, странствуя по свету без фрахта и без флага
Сквозь миллионолетья, эпохи и века,
Менял свой облик остров — отшельник и бродяга, —
Но сохранял природу и дух материка.
Сначала было Слово, но кончились слова,
Уже матросы Землю населяли,
И ринулись они по сходням вверх на острова,
Для красоты назвав их кораблями.
Но цепко держит берег — надёжней мёртвой хватки, —
И острова вернутся назад наверняка,
На них царят морские особые порядки,
На них хранят законы и честь материка.
Простит ли нас наука за эту параллель,
За вольность в толковании теорий?
Но если уж сначала было слово на Земле,
То это, безусловно, — слово «море»!
Как зеркало уроду,
Как евнуху жена,
Дарёная свобода
Поэту не нужна.
Ему на воле тесно,
Как в каменных стенах,
И песенка протеста
Завяла на губах.
Судьба его былая —
Окольная тропа,
Опальная, шальная
Полночная труба.
Милиция да пьянка,
Да ветер в голове,
Тюремная морзянка
И фига в рукаве.
То слава, то психушка,
То новая любовь,
Да муза — п…….а,
Рисованная бровь.
Теперь другое дело:
Свобода — хороша,
Но как-то оскудела,
Осунулась душа.
Ни драки, ни дуэли,
Ни верного врага,
И бабы надоели,
И водка дорога.
Цензура не сурова
И бунтовать смешно…
Не пишется ни слова,
Когда разрешено.
