На кладбище солнце, сирень и березки
и капли дождя на блестящих крестах.
Местами отлипли сквозные полоски
и в трубки свернулись на светлых стволах.
Люблю целовать их янтарные раны,
люблю их стыдливые гладить листки…
То медом повеет с соседней поляны,
то тиной потянет с недальней реки.
Прозрачны и влажны зеленые тени.
Кузнечики тикают. Шепчут кусты,—
и бледные крестики тихой сирени
кропят на могилах сырые кресты.
Приди, красавица, тебе всю боль разлуки я открою, —
Да внемлешь ты моей мольбе — позволишь мне дружить с тобою.
Забыл я дом свой, все мечты, лишь о тебе твержу я речи, —
Никто не знает, знай лишь ты: твоею жертвой быть я стою.
Мне все чужды, кроме тебя, — клянусь, поверь же этой клятве:
Других гнети, карай, губя, но только будь добра со мною!
Что Сулейманов мне чертог, что кубок Джама! Мне дороже
Мой разубогий черепок с моею нищенской клюкою.
Твой камнесердный нрав жесток, сурова ты, лукава, злобна, —
О, кто ж, красавица, помог тебе неверной стать такою?
Святоша, поученья брось, ступай, в михрабе роповедуй, —
Мне в жизни видеть не пришлось ханжей, столь низменных душою.
Все злые сплошь посрамлены тобою: ты их злу обучишь,
Все лицемеры и лгуны тебе завидуют с тоскою.
Порой ты днем оставишь ложь, с притворным видом присмиреешь,
Потом — себя же превзойдешь и ночь затмишь своею тьмою!
