Рупь французом пану дан,
в руку всунут нож им:
«Мчись скорей к голодным, пан!
Мы, мол, им поможем!!»
Пан мечтает: «Я их вот
взвыть заставлю матом!!»
И, усы крутнувши, шлет
страшный ультиматум.
С той сторонки да с иной
разобравшись в этом,
повернув гонца спиной,
шлем гонца с ответом:
«Чем пугать собой детей,
пан ясновельможный,
не пори горячку. Эй!
Напороться можно!»
Воскресенье. Пол пятого. Пасмурно
За окном. А в душе
После выпитого вчера
Похоронена заживо всякая
Тяга к прекрасному;
Не выходит шедевр (обиделся!) из-под пера.
Пальцы зудят — гитару, наверное, мучил.
Горло саднит, похоже, пытался петь.
По серому небу
Бесформенной кучей тучи.
Я не сдаюсь. Я всё ещё жив, заметь.
Воскресенье. Пять без пятнадцати.
То ли желание в рай, то ли — изжога.
Новости по НТВ:
Затворные рамы клацают.
Всех перебили. Прицеливаются в Бога.
Тебя нету рядом. Ушла к своему ребёнку.
Завтра дежуришь, глупый скользящий график!
Меня кто-то проклял
И надо мной — воронка.
Тёмные… светлые…
Ну эти байки на фиг!
Курю непрерывно. Может, умру от рака…
Но как это сделать — не огорчив цирроз?
Поспорили, погорячились —
Должна была вспыхнуть драка,
Однако, не вспыхнула…
Старые мы до слёз!
Воскресенье. Пять тридцать.
Разряд телефонного тока
Поднимет со смертного одра и бросит
В событий гущу!
Я бы не встал…
Посапывал сладко… Только…
Как же я буду тогда в дураки допущен?!
