Среди тонконогих, жидких кровью,
трудом поворачивая шею бычью,
на сытый праздник тучному здоровью
людей из мяса я зычно кличу!
Чтоб бешеной пляской землю овить,
скучную, как банка консервов,
давайте весенних бабочек ловить
сетью ненужных нервов!
И по камням острым, как глаза ораторов,
красавцы-отцы здоровенных томов,
потащим мордами умных психиаторов
и бросим за решетки сумасшедших домов!
А сами сквозь город, иссохший как Онания,
с толпой фонарей желтолицых, как скопцы,
голодным самкам накормим желания,
поросшие шерстью красавцы-самцы!
Обсуждают обряд присяги:
на евангелии? на шпаге?
Ищут слов каких-то особых,
чтоб торжественнее, страшнее…
Может, как у старых масонов,
клятву дать — с веревкой на шее?
Может, прежде чем примут брата
в лоно братства и свет покажут,
завязать глаза, как когда-то?..
(Как идущим на казнь завяжут?).
Может, деньги забрать и кольца?
Может, ядом страшить? Кинжалом?
Может, мраком? (Не будет солнца:
камер каменные колодцы —
узникам; рудник — каторжанам).
Обсуждают обряд присяги.
Говорят о всеобщем благе.
Все высокой полны отваги
и к высоким словам и жестам
склонны, даже чуть-чуть с кокетством,
с фразой, с позой, пусть так, я верю,
но юнец в гвардейском мундире
ведь и впрямь стоит перед дверью:
дверью гроба? тюрьмы? Сибири?
