Давай полетим в Париж.
Не отвергай идею.
Вдруг сможем, слетаем лишь
Всего на одну неделю.
Мы вместе давным-давно,
И ты все родней и ближе,
Но хочется все равно
Взглянуть на тебя в Париже.
Увидеть Париж сейчас —
Конечно, мечта и бредни,
И все-таки это шанс,
Решительный и последний.
И после, как скрутит боль,
Припомним, как мы в Париже
Неделю жили с тобой,
И вдруг станет боль потише…
Давай полетим, пока
Не отменены полеты,
Действительны паспорта
И трезвы пока пилоты.
Наверно, сообразишь —
Чтоб как-нибудь, так ли, этак,
Увидели мы Париж
Впервые и напоследок.
Ослеп наш дряхлый век, и, как слепец несчастный,
Бредет он наугад, окутан дымной тьмой;
И кажется ему весь божий мир прекрасный
Огромною тюрьмой…
Ни солнце Истины на небе мирозданья,
Ни звезды яркие Добра и Красоты
Не светят для него, — не льют благоуханья
Живой Любви цветы.
Забыл наш хмурый век надежды молодые,
Не вспомнить старику о радужных мечтах, —
Встречает он теперь все радости земные
С печалью на устах.
Больной, угрюмый век, — бредет впотьмах несчастный,
И некому слепца седого довести
Рукою любящей, рукою смелой, властной
До нового пути.
А этот новый путь лежит так недалеко;
Над ним не меркнет свет борьбы с житейской тьмой;
И мир, вокруг него раскинувшись широко,
Не кажется тюрьмой…
