Нам дано звездолеты строить,
Одевать в громовую сталь.
И родились уже герои,
Чтоб лететь в мировую даль.
Тишина.
А полет неистов…
Как представить все это, как?
Ночь. Не слышно в антеннах свиста,
И кругом неоглядный мрак.
Невесома и неупруга
Бесконечность.
Ни дней, ни лет,
Нет ни Севера, нет ни Юга,
Ни Конца, ни Начала нет.
А внизу
(если это можно — Низом Шар называть Земной)
Человечество осторожно
Продолжает жестокий бой.
Бой жесток и страшна работа
На планете несчетных гроз.
Сколько пролито в землю пота,
Человеческой крови, слез.
Только —
в это нельзя не верить
Время вызвездит сгустки тьмы.
Мы к планетам открыли двери,
Двери к счастью откроем мы!
Теперь уже не помню даты —
ослабла память, мозг устал,—
но дело было: я когда-то
про Вас бестактно написал.
Пожалуй, что в какой-то мере
я в пору ту правдивым был.
Но Пушкин Вам нарочно верил
и Вас, как девочку, любил.
Его величие и слава,
уж коль по чести говорить,
мне не давали вовсе права
Вас и намеком оскорбить.
Я не страдаю и не каюсь,
волос своих не рву пока,
а просто тихо извиняюсь
с той стороны, издалека.
Я Вас теперь прошу покорно
ничуть злопамятной не быть
и тот стишок, как отблеск черный,
средь развлечений позабыть.
Ах, Вам совсем нетрудно это:
ведь и при жизни Вы смогли
забыть великого поэта —
любовь и горе всей земли.
