Я свечку погасил — и прямо под окном
Зеленоватый свет означил арабески,
И тень черемухи легла на занавески,
И проза комнаты сменилась волшебством.
Волшебница-луна, ты льешь лучи напрасно,
Мне некому шептать влюбленные слова,
Для вдохновенных грез моя душа мертва,
Забота царствует над мыслью полновластно.
Но бледная луна не слышит этих слов,
Она не для людей рисует арабески
И гордо тайная, плывет в волшебном блеске,
Сама полна мечты, сама в истоме снов.
Наташе не спится, Наташа больна,
К окну сиротливо прильнула она.
И видит внизу, освещаем луной,
Старик безобразный ей шепчет одной:
«Наташа, Наташа спускайся во двор,
Тебя увезу навсегда за бугор.
Из золота тачка стоит под окном,
На юг мы умчимся на тачке вдвоем.
Там солнце и море, там холода нет,
И ласки на завтрак, любовь на обед».
Наташа застыла, Наташа молчит,
Старик безобразный не шепчет – кричит:
«Забудь о мученьях, спускайся скорей,
Тебя назову я царицей своей.
Открой же окно, ухвачу тебя вмиг».
И руки костлявые тянет старик.
Наташеньке душно и трудно дышать.
Старик продолжает ее зазывать:
«Там золота горы, там жемчуг у ног,
И райские птицы влетают в чертог.
Дитя, я заждался, окно отвори».
Наташа не хочет – старик ей: «Умри,
Пусть в мире ином, но ты будешь со мной,
Единственной, верной и вечной женой».
