Он в старой раме, с блеклыми тонами,
В губах усмешка, взгляд лукав и строг,
И кажется, везде следит за нами,
Чуть в комнату вступаешь на порог.
Прическа старомодна, но в сверканьи
Зрачков — не тайна ль тайн затаена?
Чем пристальней глядишь на их мельканье,
Тем явственней, что говорит она:
«Нет, только нас поистине любили,
И дать любовь умеем только мы.
Пришла весна, и землю зазнобили
Холодные предвестники зимы.
Вы не любви, вы ищете победы,
Мужскую робость шумом слов прикрыв.
Каким презреньем встретили бы деды
Всю вашу страсть, весь жалкий ваш порыв!»
— Неужто этот ловелас
Так сильно действует на Вас,
Святая простота?
— О да, мой друг, о да.
— Но он же — циник и позер,
Он навлечет на Вас позор
И сгинет без следа.
— О да, мой друг, о да…
— И, зная это, Вы б смогли
Пойти за ним на край Земли
Неведомо куда?
— О да, мой друг, о да…
— Ужель он так меня затмил,
Что я Вам сделался не мил
В тот час – и навсегда?
— О да, мой друг, о да…
— Но я же молод и силен,
Имею чистыми мильон
И ростом хоть куда!
— О да, мой друг, о да.
— И все же мне в который раз
Случится выслушать отказ,
Сгорая от стыда?
— О да, мой друг, о да…
— Ну, что ж, посмотрим, кто есть кто
Годков примерно через сто,
Кто прах, а кто – звезда!
— О да, мой друг, о да…
О да, мой друг, о да!
