— Малайка приехал? — спрашивает Катя, выходя на террасу.
Малайка здоровается со всеми за руку и усаживается на крыльце. Катя пробует отогнать от него Мышку и Динку, но они никак не отходят, и Малайка, загораживая девочек от тетки, просит:
— Не тронь, не тронь. Малайка скучал, ай шибко скучал Малай!.. Где мой барина Мара? Как поживаем? Все думал, воскресенье поедем, а хозяин не пустил Малайка. Ай, плохо было, плохо…
— Малайка, — грустно и ласково говорит Марина, — ты не забывай нас!
Воспоминания всегда оставляют в душе Марины глубокую грусть, а черные глаза Малайки, милая детская улыбка на его лице снова напоминают ей то счастливое время, когда она с Сашей жила на элеваторе. Так и кажется, что сейчас где-то рядом раздастся знакомый дорогой голос: «Смотри в оба, Малайка…» И Малайка ответит строго и серьезно: «Четырем глазом смотрим…»
— Ты не пропускай воскресенья, Малайка, — тоскливо повторяет Марина.
— Как можно забывать? Никогда не забываем. Хозяину говорим: не будешь пускать — убегать будем. Чичас берем билеты, надеваем чистая рубашка. Пароход битками набитый, пассажира полно… Вот возьми гостинца, клади на зубы, кушай, — обращается он к детям, вынимая из кармана пакетик с изюмом и крепкие черные рожки. — Бери кушай, насыпай в руку!
Динка и Мышка грызут сладкие рожки, носятся с пакетиками, предлагая матери, Алине и Кате.
— Все кушайте, все! — с удовольствием глядя на них, угощает Малайка. Сегодня он принарядился в новый пиджак, надел ботинки со скрипом и расшитую красной и зеленой шерстью тюбетейку.
— Ну, как там теперь на элеваторе, Малайка? — спрашивает Марина: ей хочется что-нибудь услышать про знакомый дом, про беседку в саду, про широкий двор…
— Работаем, — кратко отвечает Малайка и машет рукой. — В доме не бываем, чужие люди. Малай один ходит.
— А беседка в саду совсем, верно, уже развалилась? — спрашивает опять Марина.
— Нету беседка. Хозяйка новый, кухарка такой сердитый, стопил беседка в плите.
Наступает короткое молчание.
— Один Малайка остался, — как-то недоуменно и грустно добавляет Малайка.
— А ты выходи замуж за Лину и живи у нас, — ласкаясь к нему, просит Динка.
Малайка гладит ее по голове и тяжело вздыхает:
— Не хочет Лина, она хочет русскому богу молиться. Он лезет за пазуху и достает маленький сверток:
— Едем, берем немножко подарок Лине. Вот, барина Мара, давай сам. Малай боится.
Марина развертывает и свертывает обратно шелковый цветистый платочек.
— А ты не бойся, отдай сам. Лина покричит и перестанет, а сама рада будет, — ободряюще говорит Марина.
— Она тебя любит, Малаечка, тебя все любят, — уверяет Мышка.
— Мы не дадим тебя обидеть, — серьезно говорит Алина.
— Идем вместе, — решительно предлагает Катя. — Что ты боишься, на самом деле? Идем со мной! Но Малайка упирается, робеет.
— Пускай еще сижу, — быстро говорит он, отодвигая Катину руку. — Тут вот Орало-мучень с Малаем. И Мышка, и Алина, и барина Мара… А как видим Лина, так сейчас беспокоимся, сердце прыг-скок, туда-сюда, языка нету, сильно пугаемся… — жалуется Малайка.
И так смешно видеть этого сильного, плечистого, круглоголового Малайку в таком смущении, что все начинают смеяться.
— Ну что ты, Малайка… Лина не такая уж страшная!
— Вот еще принцесса, подумаешь! — возмущается Катя.
— Гордый Лина… Очень гордый… Силком ее таскать замуж нельзя, — грустит Малайка.
— Ишь, расселся… Какой гость неописуемый! — раздается вдруг голос Лины, и она сама неожиданно появляется перед крыльцом, позвякивая бусами на белой шее и ослепляя бедного Малайку пышным сатинетовым сарафаном.
Не смея взглянуть на ее чернобровое румяное лицо, Малайка жмурится, как от солнца.
— Здравствуй, Лина, — неуверенно говорит он, вставая и стаскивая со своей бритой головы тюбетейку. — Вот приехали, беспокоимся. Хотим смотреть, какой ты стал… Может, пересердился… — с улыбкой бормочет он, поднимая на Лину ласковые, умоляющие глаза.
— Ишь какой разлюбезный! «Может, пересердился»! А нет того, чтобы до кухни дойти, поздороваться? Сидит тута под прикрытием… Ладно, ладно, Малай Иваныч! — весело укоряет Лина.
Малайка топчется на месте, смущенно оправдывается и наконец, решившись, протягивает ей свой сверток.
— Бери, пожалуйста, бери! — с неожиданной горячностью восклицает он. Носи на здоровье, пожалуйста!
— Лина, Лина, не обижай его! — торопится предупредить Марина.
— Лина, не обижай! — волнуется Мышка.
— Мы не позволим обижать Малайку, — строго говорит Алина.
Динка, упираясь головой в Линин бок, сердито толкает ее.
— Лина, не ломайся! — кричит Катя. — Как тебе не стыдно мучить человека?
— Да чего вы шумите-то? Я ему еще и одного слова не сказала… разворачивая сверток, говорит Лина. Яркий шелк блестит и переливается в ее руках.
— Носи на здоровье, — просит Малайка.
— Да здоровья у меня и без твоего платка хватит, не об этом речь, — нежно и задумчиво отвечает Лина, любуясь шелком. — Только что ж ты мне подарки возишь, Малай Иваныч… — мягко и выразительно начинает она. — Что я — жена тебе аль невеста? Али уж глаза у меня такие завидущие, что я на чужое добро польщусь? За что про что подарки мне дарить? — постепенно расходится Лина, глядя на Малайку с уничтожающей насмешкой. — Кто ж это я тебе, по твоему разумению, Малай Иваныч?
— Ну, пошел-поехал! — машет руками Малайка и, оборачиваясь к Марине, отчаянным взглядом призывает ее на помощь.
— Что у тебя, сердца нет, Лина? Я просто удивляюсь тебе! — возмущается Марина.
— Лина, бери платок сейчас же! — топает ногой Динка. — Сейчас же бери! Я делаюсь больной!
— Сичас, сичас… Как же, так и схватила! Да не родился еще тот поп, который татарина с русской девкой обвенчает! И церкву ту еще не построили, где ихняя свадьба стрясется! — гневно кричит Лина, и, сверкнув яркими цветами, платок падает Малайке на грудь. — Не невеста я тебе, бери свой подарок назад, Малай Иваныч! — низко кланяясь, говорит Лина.
— Вот невежа! — сердится Катя. — Хотя бы из вежливости взяла!
— А вежливость эта мне ни к чему, я не барского роду-племени, душой кривить не могу, — вздыхает Лина и, взглянув на убитого горем Малайку, неожиданно ласково говорит: — Пойдемте, Малай Иваныч, на кухню, я вас чайком попою, пирогами угощу. Спрятайте ваш платок, и пойдемте.
Малайка поднимает с земли бумагу, аккуратно заворачивает свой платок и покорно следует за Линой.
— Он же может выкреститься, наконец! — с досадой говорит Катя. — Что это за ерунда такая?!
— Конечно, он может выкреститься. Но это не ерунда, а драма… Ведь Лина любит его. Вот что делают с людьми религиозные предрассудки, — грустно отвечает Марина.
А на кухне идет веселое угощение. Малайка что-то рассказывает, Лина хохочет. И провожать его она выходит в новом шелковом платочке.