Я — река. Не большая, не бурная,
А каких под Москвою полно:
На поверхности — рощица бурая
И песчаное, мелкое дно.
Я — река. Но совсем захудалая.
Да и как мне назваться иной,
Коль вовек никого не пугала я
Наводненьями и глубиной.
Пароходов с гудками протяжными
Я не видела даже в глаза.
Птицы, плот с малышами-бродяжками,
Комары — вот и все голоса.
Я сама подпеваю комарику,
Еле-еле, тихонько звеня…
А за лесом
впаду я
в Москва-реку!
Только жалко — не станет меня.
Мне дверь открыл стареющий мужчина.
Он звал.
Но встречей — был обременен.
Мы долго ощущали молчаливо
эту распавшуюся связь времен.
Потом он спорил,
так непримиримо,
но с кем?
С людьми, которых не вернуть?
И поучал,
но все куда-то мимо,
куда-то в прошлое,
в себя,
вовнутрь.
Нельзя любить!
Обуза — то, что любим!
Все это лишнее: друзья, семья!..
И все твердил:
— Не доверяйте людям!
И повторял:
Надейтесь на себя!
А я смотрел, как много в нем убито,
и там, где раньше в нем любовь была,
сплошная, беспросветная обида
в глазах большими бельмами легла.
Я шел домой:
А мы какими будем?
Неужто нас ожесточит судьба? —
Мне слышалось:
Не доверяйте людям!
И чудилось:
Надейтесь на себя!
Из многих спин согнут тугие дуги.
Иные переломятся хребты…
Я все шепчу:
Он просто был не в духе.
Он просто был…
Шепчу.
До хрипоты.
