«Никогда мне тебя не собрать до конца,
Не сложить, не склеить осколки.
Рев осла, хрюканье, непристойный гогот
Слетает с твоих огромных уст,
Хуже, чем на скотном дворе.
Быть может, ты считаешь себя оракулом,
Устами мертвых или какого-то бога.
Вот уже тридцать лет я тружусь,
Просеивая шлак твоих уст.
Умнее не стала.
Выливая на ступеньки горшки клея и ведра лизола,
Взбираюсь по лестнице, как муравей,
В отчаянье тщусь залатать огромные скулы,
Очистить голую белую муть твоих глаз.
Голубое небо из Орестеи
Изогнулось над нами дугой. O отец, ты весь в себе,
Сдержан и полон истории, как римский Форум.
Я обедаю на холме черного кипариса,
Загажены твои рифленые кости и аканфы волос,
Погрузились в древний хаос анархии до линии горизонта.
Чтобы повергнуть все это в руины,
Одной молнии мало.
В левом ухе твоем по ночам
На корточках прячусь от ветра,
Считая красные звезды и те, что лиловы, как сливы.
Солнце встает из-под столпа твоего языка.
Часы мои обвенчаны с тенью.
Уже не прислушиваюсь, заскрежещет ли киль
О пустые камни причала».
