Ты сказала, что Саади
Целовал лишь только в грудь.
Подожди ты, бога ради,
Обучусь когда-нибудь!
Ты пропела: «За Евфратом
Розы лучше смертных дев».
Если был бы я богатым,
То другой сложил напев.
Я б порезал розы эти,
Ведь одна отрада мне —
Чтобы не было на свете
Лучше милой Шаганэ.
И не мучь меня заветом,
У меня заветов нет.
Коль родился я поэтом,
То целуюсь, как поэт.
Как стебель скошенной травы,
Без рук, без ног, без головы,
Лежу я часто распростертый,
В каком-то дивном забытье,
И онемело все во мне.
Но мне легко; как будто стертый
С лица земли, я, полумертвый,
Двойною жизнию живу:
Покинув томную главу —
Жилье источенное ею,—
Тревожной мыслию моею,—
Бежит — (я вижу наяву) —
Бежит вся мысль моя к подгрудью,
Встречаясь с жизнью сердца там,
И, не внимая многолюдью,
Ни внешним бурным суетам,—
Я весь в себе, весь сам с собою…
Тут, мнится, грудь моя дугою
Всхолмилась, светлого полна,
И, просветленная, она
Какой-то радостью благою,
Не жгучим, сладостным огнем,
Живет каким-то бытием,
Которого не знает внешний
И суетливый человек!—
Условного отбросив бремя,
Я, из железной клетки время
Исторгшись, высоко востек,
И мне равны: и миг и век!..
Чудна вселенныя громада!
Безбрежна бездна бытия —
И вот — как точка, как монада,
В безбрежность уплываю я…
О, вы, минуты просветленья!
Чего нельзя при вас забыть:
За дни тоски, за дни томленья,
Довольно мне такой прожить!
