Туча кружево в роще связала,
Закурился пахучий туман.
Еду грязной дорогой с вокзала
Вдалеке от родимых полян.
Лес застыл без печали и шума,
Виснет темь, как платок, за сосной.
Сердце гложет плакучая дума…
Ой, не весел ты, край мой родной.
Пригорюнились девушки-ели,
И поет мой ямщик на-умяк:
«Я умру на тюремной постели,
Похоронят меня кое-как».
Прибежали босиком, в огороде врыли кол,
Три-четыре — прицепили для вращения кругом
Двух слонов, двух лошадок, двух жираф и двух гусей,
Посмотрели — все, порядок — и пустили карусель.
Заскрипели древеса заводного колеса,
И пошли и побежали, побежали без конца
Два слона, две лошадки, две жирафы, два гуся
Через грядки без оглядки, глазом во поле кося.
А хозяин с бородой: «Ай, смотри, народ честной!
Во хреновина какая, чай не видели такой!
Гуси-лебеди, лошадки, две жирафы, два слона!
И все прямо без оглядки — но при этом никуда!»
Прибежали сто детей посмотреть на карусель,
Поглядели, погалдели да и сели на гусей,
На слонов, на жирафов, на лошадок и коней,
Покатались, испугались и домой пошли скорей.
А хозяин, сукин сын: «А я чихал на ваш алтын!
Не хотите — как хотите, покатаюся один
На слоне, на жирафе, либо через одного —
Во хреновина какая, больше нет ни у кого!»
… В огород сержант пришел и составил протокол,
И согласно протокола взял и выворотил кол.
Гуси — в пруд, кони — в поле, две жирафы — сразу в лес,
А слоны махнули в Индию, в город Бенарес!
