Вся деревня спит в снегу.
Ни гу-гу. Месяц скрылся на ночлег.
Вьется снег.
Ребятишки все на льду,
На пруду. Дружно саночки визжат —
Едем в ряд!
Кто — в запряжке, кто — седок.
Ветер в бок. Растянулся наш обоз
До берез.
Вдруг кричит передовой:
«Черти, стой!» Стали санки, хохот смолк.
«Братцы, волк!..»
Ух, как брызнули назад!
Словно град. Врассыпную все с пруда —
Кто куда.
Где же волк? Да это пес —
Наш Барбос! Хохот, грохот, смех и толк:
«Ай да волк!»
И воздух, поющий ветрами,
И тихо щебечущий колос,
И воды, и свищущий пламень
Имеют свой явственный голос.
Но чем ты уловишь созвучья
Лужаек, где травы и сучья,
Все выгибы, все переливы
Беззвучной земли молчаливой?
Язык ее смутен, как пятна,
Уста ее жаркие немы;
Лишь чуткому телу понятны
И песни ее, и поэмы.
Щекотным валежником в чаще,
Дорогою мягко-пылящей,
На стежке — листом перепрелым
Она говорит с твоим телом.
И слышит оно, замирая
От радости и наслажденья,
В ней мощь первозданного рая
И вечного сердца биенье.
Она то сурово неволит,
То жарко целует и холит,
То нежит тепло и упруго, —
И матерь твоя, и супруга.
Ее молчаливые волны,
Напевы ее и сказанья
Вливаются, душу наполня,
Лишь в узкую щель осязанья.
Вкушай же ее откровенье
Сквозь таинство прикосновенья,
Что скрыто за влагой и сушей —
Стопами прозревшими слушай.
