Кончено! Дверь распахнулась перед ним, заключенным.
Руки не чувствуют холода цепи тяжелой;
Грустно расстаться ему с пауком прирученным,
С милым тюремным цветком, пичиолой.
Жалко тюремщика… (он иногда улыбался
Странно-печально)… и друга за тяжким затвором…
Или столба, на котором однажды качался
Тот, кого люди назвали убийцей и вором.
Жалко? Но только, как призрак, растаяли стены;
В темных глазах нетерпенье, восторг и коварство;
Солнце пьянит его, солнце вливается в вены,
В сердце… изгнанник идет завоевывать царство.
Свет льется, плавится задаром
Повсюду, и, в себя придя,
Он мирным падает пожаром
На сеть косящую дождя.
Прохожий, как спокойный чан,
Что налакался пива вволю,
Плывет по улице, урча,
Инстинкта вверенный контролю.
Мечты рассол в кастрюлях сна!
Скользит с глубоким постоянством
Такого ж утра крутизна
Над всей землей доокеанской.
Но дождь немирный моросит,
Пока богатый тонко спит.
Но цепенеет серый двор.
Лоскутья лиц. Трубач играет.
Постыло лязгает затвор
И пулю в череп забивает.
Он может спать, богач, еще,
Смерть валит сыновей трущоб.
Еще толпится казни дым
От Рущука до Трафальгара,
И роет истина ходы
В слоях огня и перегара,—
Но льется утро просто так,
Покой идет из всех отдушин,
Пусть я мечтатель, я простак,
Но к битвам я неравнодушен.
