По узкой тропинке
Я шел, упоенный мечтою своей,
И в каждой былинке
Горело сияние чьих-то очей.
Сплеталися травы
И медленно пели и млели цветы,
Дыханьем отравы
Зеленой, осенней светло залиты.
И в счастье обмана
Последних холодных и властных лучей
Звенел хохот Пана
И слышался говор нездешних речей.
И девы-дриады,
С кристаллами слез о лазурной весне,
Вкусили отраду,
Забывшись в осеннем, божественном сне.
Я знаю измену,
Сегодня я Пана ликующий брат,
А завтра одену
Из снежных цветов прихотливый наряд.
И грусть ледяная
Расскажет утихшим волненьем в крови
О счастье без рая,
Глазах без улыбки и снах без любви.
День густеет, вот уж вечер
С колотушкой по двору
В армяке суконном ходит
И пугает детвору.
Растомилась мамалыга,
Просится из чугунка.
Вдруг — по крыше старой риги
Катится в окно луна,
Желтым маслом лезет в кашу.
Будет ужин — хоть куда!
И шипит от гренок с луком
На столе сковорода.
Детки тятю ждут на ужин,
За столом расселись в ряд.
Слышат: на крыльце ступени
От шагов его скрипят.
Старший младшей поправляет
Нахлобученный чепец.
В это время, улыбаясь,
Входит в горницу отец.
И кладет на стол подарки,
Что из города привез,
И смеются деда с бабкой,
И хвостатит старый пес.
На груди скрестивши руки,
Мамка у окна стоит,
Только кот на теплой печке
Ничего не говорит.
