Проехали аул,
наверно, с час назад,
а все он, как кавун,
качается в глазах.
Только уже к ночи
добрались в другой…
Казах-хозяин потчует
чаем,
за едой
обо всем деловито
расспрашивает: на войне
у него убито
двое сыновей.
— Хорошие были парни,
очень-очень жаль их.
А бабу в трудармию
мобилизовали.
А утром опять
возы скрипят…
Оглянешься назад:
аул да казах.
Свешиваюсь с воза,
чуть переступают волы.
Степной воздух.
Ковыль. Ковыль. Ковыль.
Каркают, каркают
серые вороны,
грязные помарки
на зеленых кронах.
Кто вы? Черти готики?
Грешники ада?
Радиоглотки?
Или телевзгляды?
Глаз скосила в сторону,
гаркает, пугает
пегая ворона,
родич попугая.
В белых кляксах травы,
сосны и каски…
Разговор картавый —
до чего горласты!
Пленные немцы?
На балконах махи?
Мертвые младенцы?
Черные монахи?
Кто вы? Кто вы?
На ветвях распяты,
страшные, как совы
или как солдаты!
