Фигурой скорби женщина на лестнице.
Ступеньку одолела – и привал.
И, кажется, пиджак пудовый тесен ей,
И, помнится, так пес околевал.
В авоське свекла, и кефир, и булочка.
Хрипит дыханье. Ноги, как столбы.
Весёлая, видать, была прогулочка
До гастронома, до своей судьбы.
Стоит и ждёт. И силы возвращаются.
И можно шаг, пожалуй, предпринять.
Стоит и ждёт. Ей падать воспрещается.
Поскольку будет некому поднять.
Средь лиственниц рыжих,
Средь жгучей густой белизны
На смазанных лыжах
С какой я летал крутизны!
Я чувствовал тонко
Мелькающий запах смолы
И палками звонко
Порой задевал о стволы.
Средь снежного блеска
Над белым простором долин
Свободно и резко
Бросал меня в воздух трамплин.
Всё цветики это,
А ягодкам срок подойдет…
…В то жаркое лето
Я медленно влез в самолет.
Он воздух разрезал
Широким звенящим крылом.
Над полем, над лесом
Поплыл он — надежный, как дом.
Я ждал того мига,
И знал я, чего захотеть,-
Сказали б: «Не прыгай!» —
Всю жизнь согласился б лететь.
Но, в будущность веря
И слыша гуденье в ушах,
В раскрытые двери
Я сделал решительный шаг.
Хлестнула с налета
Тяжелого ветра струя.
Был это не кто-то,
Был это, товарищи, я.
Не кто-то другой,
Не лирический некий герой —
С разбитой ногой
Это я
ночевал под горой.
И ждал я рассвета
И верил солдатской судьбе…
Я счастлив, что это
Могу написать о себе.
