Степь синея расстилалась
Близ Азовских берегов;
Запад гас, и ночь спускалась;
Вихрь скользил между холмов.
И, тряхнувшись, в поле диком
Серый сокол тихо сел;
И к нему с ответным криком
Брат стрелою прилетел.
«Братец, братец, что ты видел?
Расскажи мне поскорей».
– Ах! Я свет возненавидел
И безжалостных людей.
«Что ж ты видел там худого?»
– Кучу каменных сердец:
Деве смех тоска мило́го,
Для детей тиран отец.
Девы мукой слез правдивых
Веселятся, как игрой;
И у ног самолюбивых
Гибнут юноши толпой!..
Братец, братец! Ты что ж видел?
Расскажи мне поскорей!
«Свет и я возненавидел
И изменчивых людей.
Ношею обманов скрытых
Юность там удручена;
Вспоминаний ядовитых
Старость мрачная полна.
Гордость, верь ты мне, прекрасной
Забывается порой;
Но измена девы страстной
Нож для сердца вековой!..»
*
Голова стала дрожать,
шея стала недержать.
Не пора ли, в самом деле,
пить бросать, курить бросать?
Сев за стол, свой скорбный лик
обнести рядами книг.
Так от возгласов за зубы
влажный прячется язык.
*
Вечер, лампа, Пикассо,
пепельницы колесо,
за столом сидит ребёнок,
и ребёнку «ха-ла-со».
А оттуда, где «тот свет»,
день и ночь следит атлет,
как под детскими ногами
ходит шар. И этот бред,
распахнув в мозги окно,
заполняет полотно:
фон, рисунок, перспектива,
шея, плечи, руки. Но
мы не девочки в трико,
жизнь, в которой нелегко,
не туннель, а коридоры
из кошмаров Кирико.
1995
