О ты, которого зовут
Мошенник, пьяница и плут,
Подлец, баран и мародёр,
На сей листок склони свой взор,
И знай: его не я один,
Но все писали, сукин-сын!
Есть подлецы, которых бьют,
Которым в рожу все плюют,
Но, униженные, они
Во тьме свои скрывают дни,
А ты оплеван, ты и бит,
Но все хранишь свой гордый вид.
В жилище смрада и г*вна
Твои блистают имена;
Но прилагательными их
Я не хочу марать свой стих…
Мне сказала вчера русалочка:
«Я — твоя. Хоть в огонь столкни!»
Вздрогнул я. Ну да разве мало чем
Можно девушку полонить?
Пьяным взглядом повел — и кончено:
Колдовство и гипноз лица.
Но ведь сердце не заколочено,
Но ведь страсть-то — о двух концах.
Вдруг увидел, что в сеть не я поймал,
А что сетью, без дальних слов,
Жизнь нелепую, косолапую
За удачею понесло.
Тихий вечер сочтет покойников.
Будет схватка в глухом бреду.
Я пробьюсь и приду спокойненько,
Даже вздоха не переведу.
Будет счастье звенеть бокалами,
Будет литься вино рекой,
Будет радость в груди покалывать,
Будет всем на душе легко.
Будут, яро звеня стаканами,
Орденастые до бровей,
Капитаны тосты отчеканивать
О дурной моей голове.
Старый Грин, что мечтой прокуренной
Тьмы порвать не сумел края,
Нам за то, что набедокурили,
Шлет привет, что любовь моя
На душе в боковом кармане
Неразменным лежит рублем…
Я спешу, я ужасно занят,
Не мешайте мне — я влюблен!
