Позади горизонты валились пластами, как пашня под плугом,
Ввысь взлетали мосты наподобие огненных птиц,
И наш дом — для последнего разу — мне брызнул звездою.
Я над телом лежащим помедлил.
На широких равнинах — их пули со свистом сшивали
тесней и тесней, —
Как восторгом, охваченный ужасом,
Брат!
Я укрыл тебя ветвью.
Сжала жница тебя не серпом, не серпом тебя сжала, а саблей…
В землю торопится кровь.
В поле останется тело.
И погрузился я в ночь, у которой ни дна нет, ни сна нет.
…И необъятная — вся —
Стала земля мне одним
Местом, запавшим
На объем человека.
Каждый вечер вы веете мимо
В темном платье и с бледным лицом,
Как гетера усладного Рима,
. . . . . . . . . .
Я всегда вижу только ваш профиль,
Потаенно-печальный овал
И в Магдалах ли вас, на Голгофе ль,
Только, помню, когда-то знавал.
На меня никогда, никогда вы
Не взглянули, не смели взглянуть:
Вашу память душили удавы,
И медянки окольчили грудь.
И пока полносердно с балкона
Я, лелея, смотрел вам во след,
Богоматери меркла икона,
И дрожал я войти в кабинет:
Мне казалось, что гасла лампада,
И пустел, закрываясь, киот…
Все я ждал, что из росного сада
Кто-то девно меня позовет…
И на миг несказанным обманут,
Я спешил на несказанный зов,
И не видел, как ландыши вянут
От моих недостойных шагов.
