Я пришла к тебе черной полночью,
За последней помощью.
Я — бродяга, родства не помнящий,
Корабль тонущий.
В слободах моих — междуцарствие,
Чернецы коварствуют.
Всяк рядится в одежды царские,
Псари царствуют.
Кто земель моих не оспаривал,
Сторожей не спаивал?
Кто в ночи не варил — варева,
Не жег — зарева?
Самозванцами, псами хищными,
Я дотла расхищена.
У палат твоих, царь истинный,
Стою — нищая!
Разве я враг тебе, чтоб молчать со мной, как динамик в пустом аэропорту.
Целовать на прощанье так, что упрямый привкус свинца во рту. Под
рубашкой деревенеть рукой, за которую я берусь, где-то у плеча. Смотреть
мне в глаза, как в дыру от пули, отверстие для ключа.
Мой свет, с каких пор у тебя повадочки палача.
Полоса отчуждения ширится, как гангрена, и лижет ступни, остерегись. В
каждом баре, где мы – орет через час сирена и пол похрустывает от гильз.
Что ни фраза, то пулеметным речитативом, и что ни пауза, то болото или
овраг. Разве враг я тебе, чтобы мне в лицо, да слезоточивым. Я ведь тебе
не враг.
Теми губами, что душат сейчас бессчетную сигарету, ты умел еще улыбаться
и подпевать. Я же и так спустя полчаса уеду, а ты останешься мять
запястья и допивать. Я же и так умею справляться с болью, хоть и
приходится пореветь, к своему стыду. С кем ты воюешь, мальчик мой, не с
собой ли.
Не с собой ли самим, ныряющим в пустоту.
