Мать из хаты за водой,
А в окно — дружочек:
Голубочек голубой,
Сизый голубочек.
Коли днем одной — тоска,
Что же в темь такую?
И нежнее голубка
Я сама воркую.
С кем дружился в ноябре —
Не забудь в июле.
. . . . . . . .
Гули-гули-гули.
. . . . . . . .
Возвратилась мать!
. . . . . . . .
Ладно — ворковать!
Чтобы совы страсть мою
Стоном не спугнули —
У окна стою — пою:
Гули-гули-гули.
Подари-ка золотой
Сыну на зубочек,
Голубочек голубой,
Сизый голубочек!
«Кавказ подо мною…» – а тропы все вверх,
туда, где туманы сплошной пеленою.
Ах, Пушкин! В какую затею ты вверг
меня этой фразой: «Кавказ подо мною…»!
«Кавказ подо мною…» А он – надо мной.
Скажи, что мне делать с твоею строкою?
Хотя высоко я – достану рукой
луну, словно шарик она надувной.
Хотя я смотрю на орлов свысока,
и где-то внизу облака проплывают,
и губы мои без конца повторяют:
«Кавказ подо мною…» Ах, эта строка!
Сместила понятья, смутила меня…
Запутала не по своей ли вине я?
Ведь я не могу утверждать, что в огне я,
когда я всего лишь стою у огня!
Но только судьбы не ищу я иной,
довольствуясь даром, какой мне отпущен.
Так мало поэзии дал он… А Пушкин
по праву владеет Кавказом и мной.
И всё же не надо мне доли иной,
и всё же идти мне дорогой одною.
«Кавказ подо мною…»
И вечно, как Пушкин,
Кавказ – надо мной!
