Какой-нибудь предок мой был — скрипач,
Наездник и вор при этом.
Не потому ли мой нрав бродяч
И волосы пахнут ветром!
Не он ли, смуглый, крадет с арбы
Рукой моей — абрикосы,
Виновник страстной моей судьбы,
Курчавый и горбоносый.
Дивясь на пахаря за сохой,
Вертел между губ — шиповник.
Плохой товарищ он был, — лихой
И ласковый был любовник!
Любитель трубки, луны и бус,
И всех молодых соседок…
Еще мне думается, что — трус
Был мой желтоглазый предок.
Что, душу черту продав за грош,
Он в полночь не шел кладбищем!
Еще мне думается, что нож
Носил он за голенищем.
Что не однажды из-за угла
Он прыгал — как кошка — гибкий…
И почему-то я поняла,
Что он — не играл на скрипке!
И было всё ему нипочем, —
Как снег прошлогодний — летом!
Таким мой предок был скрипачом.
Я стала — таким поэтом.
Жил на свете некультурный
И неграмотный пират.
Бросить мусор мимо урны
Был пират ужасно рад.
Безо всякого стыда
В море грабил он суда,
А на чтенье умных книжек
Не затрачивал труда.
Как-то раз решил пират
Закопать на пляже клад,
Ровно тридцать три рубина,
Каждый весом в сто карат.
Но никак решить не может:
Чтобы кладу не пропасть,
В яму клад ему полОжить,
ПоложИть или поклАсть?
«Вдруг»,- он мыслит, — «На беду,
Клад неверно покладу?
Эдак я, с таким раскладом,
Вовсе по миру пойду!»
Грусть-печаль пирата гложет,
Отложил пират ножи.
ПоложИть, или полОжить —
Как же правильно, скажи?
