Божественно, детски-плоско
Короткое, в сборку, платье.
Как стороны пирамиды
От пояса мчат бока.
Какие большие кольца
На маленьких темных пальцах!
Какие большие пряжки
На крохотных башмачках!
А люди едят и спорят,
А люди играют в карты.
Не знаете, что на карту
Поставили, игроки!
А ей — ничего не надо!
А ей — ничего не надо!
— Вот грудь моя. Вырви сердце —
И пей мою кровь, Кармен!
Я все тот же, все тот же
огромный подросток..
Е. Рейн
Ты, надевший впотьмах щегольскую рубаху.
Промотавший до дыр ленинградские зимы,
Ты, у коего даже помарки с размаху
Необузданны были и непоправимы, —
Ты, считая стремительные перекосы
Наилучшим мотором лирической речи, —
Обожая цыганщину, сны, парадоксы
И глаза округляя, чтоб верили крепче, —
Ты — от имени всех без креста погребенных,
Оскорбленных, униженных и недобитых —
Говоришь как большой и капризный ребенок,
У которого вдох набегает на выдох, —
Ты — дитя аонид и певец коммуналок —
О, не то чтобы врешь, а правдиво лукавишь, —
Ты единственный (здесь невозможен а..лог!) —
Высекаешь музыку, не трогая клавиш, —
И, надвинув на брови нерусское кепи,
По российской дороге уходишь холмами,
И летишь, и почти растворяешься в небе —
Над Москвою с ее угловыми домами.
А вернешься — и все начинается снова:
Смертоносной игры перепады и сдвиги,
И немыслимый нрав, и щемящее слово,
И давидова грусть, и улыбка расстриги.
