В равнинах Ужаса, на север обращенных,
Седой Пастух дождливых ноябрей
Трубит несчастие у сломанных дверей —
Свой клич к стадам давно похороненных.
Кошара из камней тоски моей былой
В полях моей страны, унылой и проклятой,
Где вьется ручеек, поросший бледной мятой,
Усталой, скучною, беззвучною струей.
И овцы черные с пурпурными крестами
Идут, послушные, и огненный баран,
Как скучные грехи, тоскливыми рядами.
Седой Пастух скликает ураган.
Какие молнии сплела мне нынче пряха?
Мне жизнь глядит в глаза и пятится от страха.
Е. Н. Ш-ой
Пируя праздник возвращенья,
Обет мой выполнить спешу,
И юга светлого растенья
Я вам сердечно приношу.
Там флора пышная предстала
Мне в блеске новой красоты;
Я рвал цветы — рука дрожала
И их застенчиво срывала:
Я не привык срывать цветы.
Они пред вами, где ж приветный,
Чудесный запах южных роз?
Увы! Безжизненный, безцветный
Я только прах их вам привез:
Отрыв от почвы им смертелен,
И вот из скудных сих даров
Лишь мох остался свеж и зелен
От чатырдагских ледников —
Затем, что с ним не зналась нега;
Где солнца луч не забегал,
Он там над бездной льдов и снега
Утёсов рёбра пеленал;
Да моря чудные растенья,
Как вживе, странный образ свой
Хранят — затем, что с дня рожденья
Они средь влаги и волненья
Знакомы с мрачной глубиной.
