Себя покорно предавая сжечь,
Ты в скорбный дол сошла с высот слепою.
Нам темной было суждено судьбою
С тобою на престол мучений лечь.
Напрасно обоюдоострый меч,
Смиряя плоть, мы клали меж собою:
Вкусив от мук, пылали мы борьбою
И гасли мы, как пламя пчельных свеч…
Невольник жизни дольней — богомольно
Целую край одежд твоих. Мне больно
С тобой гореть, ещё больней — уйти.
Не мне и не тебе елей разлуки
Излечит раны страстного пути:
Минутна боль — бессмертна жажда муки!
Мне снятся фиолетовые чащи,
Мне снятся танки,
чёрныё, рычащиё,
Вода в траншёях,
гильзы на пёскё,
Запёкшаяся струйка на виске.
И вот я поднимаюсь с пистолетом,
Зажатым в кулаке моём воздетом,
Ору «ура», атаку тороплю,
Палю в броню — от ужаса воплю:
Я вижу,
как — во сне ли, наяву ли —
Отскакивают, сплющиваясь, пули
И кто-то, улыбаясь сквозь прицел,
Кричит:
«Сдавайся, красный офицер!»
И очередь…
И я бегу упруго
По берегу заиленного Буга,
Бегу — и спотыкаюсь на бегу
И всё-таки стреляю по врагу!..
Но две обоймы —
это слишком мало.
Ревущая громадина подмяла,
Сломала, изувечила меня
Чужая маслянистая броня.
Мы до конца стояли — по уставу,
Лицом к реке
легла моя застава,
Лицом к реке,
на гусеничный след…
В моей руке — отцовский пистолет.
По мне прошлась тяжёлая броня,
Хотя убили там
и не меня.
