Временами ощущаю:
Кто-то шлет мне чашку чаю,
Хлеба с маслом и покой,
Удивительный такой.
В нем живет моя жена,
Старость, молодость, страна,
Ряд чужих нездешних стран,
Звезд далеких океан.
И над этим всем из детства
Где-то рядом, по соседству, –
Позабытая побудка —
Легкий, летний барабан.
Я с покоем этим сплю,
Размышляю, жду, люблю,
Суечусь, мудрею, плачу.
Смерть кляну /а как иначе?/.
А покой во мне горит
И чуть слышно говорит:
– Не печалься. Ты на даче.
У друзей своих на даче.
Жизнь есть лето.
А зимой
Соберешь свои манатки
И с улыбкой «все в порядке!»
До другой весны – домой.
Солнце жжет. Вдоль тротуара
под эскортом пепиньерок
вот идет за парой пара
бледных, хмурых пансионерок.
Цепью вытянулись длинной,
идут медленно и чинно —
в скромных, черненьких ботинках,
в снежнобелых пелеринках…
Шляпки круглые, простые,
заплетенные косицы —
точно всё не молодые,
точно старые девицы.
Глазки вылупили глупо,
спины вытянули прямо.
Взглядом мертвым, как у трупа,
смотрит классная их дама.
«Mademoiselle Nadine, tenez vous
Droit…»* И хмурит брови строже.
Внемлет скучному напеву
обернувшийся прохожий…
Покачает головою,
удивленно улыбаясь…
Пансион ползет, змеею
между улиц извиваясь.
_______________________________________
* Мадмуазель Надин, держитесь прямо (франц.)
