Струистый сумрак пал над улицей пустынной,
Свивались медленно задумчивые сны.
Над вышками церквей, над площадью старинной
Тоскует блеклый свет обманчивой луны.
Огни дрожат на крыльях экипажей,
Деревья сонные застыли в тишине.
Я думаю весь день о полюбивших пажах,
Горевших в радостном губительном огне.
Им снились по ночам глаза принцесс усталых,
Их грациозные, неслышные шаги
И яд раскрытых губ по-детски влажно-алых,
Их мучат сонмы грёз — печальные враги.
Я воскресил на миг легенды неземные,
И задрожал в душе изысканный сонет.
По площадям росли туманы голубые,
Мерцал из фонарей больной и сонный свет.
Позабыв о всяком сроке
Возвращения домой,
Стрекотали две сороки
Летом,
осенью,
зимой!..
Не сомкнув сорочьих глаз,
На дубу сороки врали
По три короба
за час: —
Ох, подруженька моя,
Что вчера слыхала я.
Дед Ерёма рыбу удил
За деревней, у моста,
К берегам сбежались люди,
А сбежались неспроста:
Дед-то вытащил оттуда
Семигорбого верблюда
Выше, веришь ли, сосны!..
Дед сварил уху такую,
Не слыхала на веку я,
Было б что ещё жирней…
Дед хлебал её сто дней! —
У сороки на хвосте
Много новых новостей,
Но подруженьки-сороки
Дуб покинули высокий
И к реке пустились в путь,
Чтоб немного
отдохнуть
Они пили
говорили
Говорили
снова пили,
Пили, гладили бока…
Обмелела вся река!
