Как вещий сон волшебника-Халдея,
В моей душе стоит одна мечта.
Пустыня Мира дремлет, холодея,
В Пустыне Мира дремлет Красота.
От снежных гор с высокого хребта
Гигантская восходит орхидея,
Над ней отравой дышит пустота,
И гаснут звезды, в сумраке редея.
Лазурный свод безбрежен и глубок,
Но в глубь его зловеще-тусклым взглядом
Глядит — глядит чудовищный цветок,
Взлелеянный желаньем, полный ядом,
И далеко — теснит немой простор
Оплоты Мира, глыбы мертвых гор.
Я вернул золотое время
Из карманных часов отца,
Словно сел в золотое стремя,
И уже не догнать гонца.
Так предсказывали стрелки
Мне грядущее время мое,
Побывали в такой переделке,
Что казалось кончено все.
Я закрыл золотые крышки
Воскрешенных часов Буре,
И услышал: без передышки
Обращенный зов на заре, —
Сверх не будет ни дня, ни минуты,
Сколько б я ни просил, не дадут,
И не выйду, не спрячусь от смуты,
Ей вовек не кончиться тут.
Да и звон — золотой отголосок,
Звук небес в голубой вышине,
Неоконченный кем-то набросок —
Сон в дороге, приснившийся мне.
А предстать придется пред Богом
Вместе с матерью, с братом моим —
Звон проснется в кармане глубоком —
Бьют часы наш домашний гимн.
И летим мы из сказочной книжки
Одержимы желаньем одним.
И раскрыты два солнца — две крышки, —
Жар небесный с притихшим земным.
