Помнишь, миленький дружок,
Помнишь, деточка моя:
«Петушок, да петушок,
Золотой он гребешок»,
Сказку сказывал я.
Засмеялась ты в ответ,
Засмеялась: «Ха, ха, ха!
Вот какой смешной поэт!
Не хочу я, нет, нет, нет,
Говорить про петуха».
Я про козлика тогда
Начал сказку говорить,
И журчала нам вода.
Если б, если б нам всегда
В этих сказочках быть!
Какой секрет в тебе?
Какая тайна в нас?
И что такое с нами происходит?
Любовь, как будто толстая верёвка,
связала нас и врезалась в тела,
и, если мы хотим спастись от ран, расстаться,
она завязывает новый узел
и осуждает нас на то, чтоб вместе
истечь по капле кровью и сгореть.
Какой секрет в тебе? Гляжу я на тебя
и ничего не вижу, лишь два глаза,
как у других, ещё я вижу рот,
который мог так просто затеряться
средь множества других, стократ прекрасней,
которые я в жизни целовал;
и ничего не вижу, кроме тела,
подобного другим телам, скользившим
вдоль моего взволнованного тела
и в памяти следа не оставлявшим.
Какая ты пустая шла по свету,
кувшин из глины, жёлтой, как пшеница,
без сущности, без воздуха, без звука!
Напрасно я искал в тебе пространства
для рук моих, что роют неустанно
земные бесконечные глубины:
нет ничего под этой тонкой кожей,
нет ничего за этими глазами.
Под грудью, чуть приподнятой, чуть зримо
хрустальная гармония струится,
наверно, и сама не понимая
куда она бежит, о чём поёт?
Так что же, что же, что же, почему же,
любовь моя?
