О, да, я Избранный, я Мудрый, Посвященный,
Сын Солнца, я — поэт, сын разума, я — царь.
Но предки за спиной, и дух мой искаженный —
Татуированный своим отцом дикарь.
Узоры пестрые прорезаны глубоко.
Хочу их смыть: Нельзя. Ум шепчет: «Перестань…»
И, с диким бешенством, я в омуты порока
Бросаюсь радостно, как хищный зверь на лань.
Но, рынку дань отдав, его божбе и давкам,
Я снова чувствую всю близость к Божеству.
Кого-то раздробив тяжелым томагавком,
Я мной убитого с отчаяньем зову.
От наших шальных утешений — проку
будет не больше земному праху,
чем от шальных попаданий ветра
и пустые карманы одежды ветхой.
Мир изголодавшемуся котенку на пороге,
ибо любви к миру мы преисполнены,—
и (влечение из уличной мороки,
сильно смахивающей на преисподнюю.
Безотказные приемчики косоглазой
судьбы, убивающей нас не сразу,
по разворачивающей перед нами морщинистый список
наших ошибок, помарок, описок,
полный сюрпризов!
И все же это искусное сведение на нет
лжет не больше, чем тросточкин пируэт.
На светопреставление не купишь билета.
Берете за душу и ведете, где свет
погашен, послушную душу раздетой.
Игpa есть игра, но Граалем смеха
бродит луна по одиноким аллеям
над пустыми сосудами смертного праха.
Побоку похоть, победа, потеха.
Лучше бездомною котенка пожалеем.
