Я на землю смотрю с голубой высоты.
Я люблю эдельвейс, неземные цветы,
Что растут далеко от обычных оков,
Как застенчивый сон заповедных снегов.
С голубой высоты я на землю смотрю,
И безгласной мечтой я с душой говорю,
С той незримой Душой, что мерцает во мне
В те часы, как иду к неземной вышине.
И, помедлив, уйду с высоты голубой,
Не оставив следа на снегах за собой,
Но один лишь намек, белоснежный цветок,
Мне напомнит, что Мир бесконечно широк.
Я в Африке не был ни разу.
В Америке — тоже я не…
Сухарь
не давал дикобразу,
чтоб он покатал на спине.
Змея не кусала в полыни,
не щупал в реке осьминог
и даже, представьте, поныне
не бегал за мной носорог.
Да сколько ж такое продлится?
Не видно ж такому конца…
Пускай забодала бы птица,
пускай заклевала б овца!
И вдруг открываются двери,
и вижу я
(будто во сне),
как разнообразные звери
рысцою несутся ко мне —
несутся, представьте, рысцою
из джунглей,
пустынь
и морей…
Меня напоили росою
и дали мешок сухарей.
Я тоже,
что мог,
отдавал им,
хотя уж и был полужив.
Укрыли меня одеялом,
сперва на кровать положив.
«Покуда о нас не забудешь, —
шептал мне седой дикобраз, —
не раз ты в Америке будешь.
И в Африке — тоже не раз…»
Какая-то мощная сила
помчала секунды быстрей.
И понял я,
что наступило
ВРЕМЯ
ДОБРЫХ
ЗВЕРЕЙ.
У Э. Асадова лирика пронимающяя до слез, жаль что такой человек потерял зрение в молодые годы