Тихой ночью поздний месяц вышел
Из-за черных лип.
Дверь балкона скрипнула,- я слышал
Этот легкий скрип.
В глупой ссоре мы одни не спали,
А для нас, для нас
В темноте аллей цветы дышали
В этот сладкий час.
Нам тогда — тебе шестнадцать было,
Мне семнадцать лет,
Но ты помнишь, как ты отворила
Дверь на лунный свет?
Ты к губам платочек прижимала,
Смокшийся от слез,
Ты, рыдая и дрожа, роняла
Шпильки из волос,
У меня от нежности и боли
Разрывалась грудь…
Если б, друг мой, было в нашей воле
Эту ночь вернуть!
Лида, ты — беззвучная Липковская. Лида, ты — хорошенькая девушка.
Стройная, высокая, изящная, ты — сплошная хрупь, ты вся — улыбь.
Только отчего же ты недолгая? Только отчего твое во льду ушко?
Только для чего так много жемчуга? Милая, скорей его рассыпь!
Русая и белая кузиночка, не идут тебе, поверь мне ландыши;
Не идут тебе, поверь мне, лилии, — слишком ты для белаго — бела:
Маки, розы нагло — оскорбительны, а лианы вьются, как змееныши; —
Трудно обукетить лиф твой девичий, чтобы ты сама собой была.
: Папоротник в блестках изумрудовых, снег фиольно-белый и оискренный,
Пихтовые иглы эластичные — вот тебе единственный убор,
Девушке со старческой улыбкою, замкнутой, но, точно солнце, искренней,
Незаметно как-то умирающей, — как по ягоды идущей в бор:
