Подросток в желтой куртке, привалясь
к ограде, а точней — к орущей пасти
мадам Горгоны, созерцает грязь
проезжей части.
В пустых его зрачках сквозит — при всей
отчужденности их от мыслей лишних —
унынье, с каковым Персей
смотрел на то, что превратил в булыжник.
Лодыжки, восклицания девиц,
спешащих прочь, не оживляют взгляда;
но вот комочки желтых ягодиц
ожгла сквозь брюки холодом ограда,
он выпрямляется и, миг спустя,
со лба отбрасывая пряди,
кидается к автобусу — хотя
жизнь позади длиннее жизни сзади.
Прохладный день. Сырое полотно
над перекрестком. Схожее с мишенью
размазанное желтое пятно;
подвижное, но чуждое движенью.
Не смолкает шелест, шорох
В двух соседних «Зряконторах»:
День за днем они друг другу
Шлют по эллипсу и кругу
Списки, выписки, записки,
И расписки, и отписки…
Как их пыл ни укрощают,
Как их штат ни сокращают,—
По плечу им чудеса:
В переписку превращают
За год целые леса!
Рядом — зданье «Зряиздата».
У него темплан богатый:
Фолианты весом в пуд
Зряиздатели пекут —
«О влияньи пчел на квочек»,
«О затычках винных бочек»,
«Как выращивать пырей»,
«Как лечиться от угрей»
И мильон календарей:
Школьный, Женский И семейный,
Турпоходный И хоккейный,
Кинозвездный, Городской,
Проездной, Тверской, Ямской…
Год труда — глядишь, исчез
Где-нибудь огромный лес!
