Я распугивал ящериц в зарослях чаппараля,
куковал в казенных домах, переплывал моря,
жил с китаянкой. Боюсь, моя
столбовая дорога вышла длинней, чем краля
на Казанском догадывалась. И то:
по руке не вычислить скорохода.
Наизнанку вывернутое пальто
сводит с ума даже время года,
а не только что мусора. Вообще верста,
падая жертвой своего предела,
губит пейзаж и плодит места,
где уже не нужно, я вижу, тела.
Знать, кривая способна тоже, в пандан прямой,
озверевши от обуви, пробормотать ‘не треба’.
От лица фотографию легче послать домой,
чем срисовывать ангела в профиль с неба.
Закрылись прекрасные очи,
Поблекли ланиты ее,
И сумраком вечныя ночи
Покрылось младое чело.
Ты счастья земного не знала,
Одним ожиданьем жила,
Любила — любя, ты страдала,
Страдая — в могилу сошла.
Зачем же, краса молодая,
Так краток печальный твой путь?
Зачем? — И тоска неземная
Невольно теснится мне в грудь.
Лобзаю холодные руки
И плачу, над гробом склонясь…
И песни, сливаясь с торжественным звоном,
Звучат упованьем святым.
И я примиряюсь с предвечным законом
И тихо молюся над прахом твоим.
Не всё здесь кончается в жизни —
Могила лишь землю берет.
Не всё — там, в небесной отчизне,
И жизнь и блаженство нас ждет.
Я в вечности встречусь с тобою —
Здесь жизнь и страданье на час…
