Тихотворение мое, мое немое,
однако, тяглое — на страх поводьям,
куда пожалуемся на ярмо и
кому поведаем, как жизнь проводим?
Как поздно заполночь ища глазунию
луны за шторою зажженной спичкою,
вручную стряхиваешь пыль безумия
с осколков желтого оскала в писчую.
Как эту борзопись, что гуще патоки,
там не размазывай, но с кем в колене и
в локте хотя бы преломить, опять-таки,
ломоть отрезанный, тихотворение?
Я хочу найти новую работу,
Хотя на старой многое прекрасно,
Мне бы утопить из страхов роту,
Но у нас бесстрашно жить — опасно.
Я хочу начать свой путь с нуля,
Смысл свежий дуть как воздух в шар,
Через год я новый, вуаля!
Смог же и избавился от ленных чар.
Не хочу прожить как в камне меч,
Наедая плоть и брея морду утрами,
А потом в могилу срочно слечь,
И лежать в чужой пиджак укутанным.
Разучу, пожалуй, партию депрессии,
Где в крещендо гнев ушел забытый,
Поломаю в радостной экспрессии
Ставни, коими душа забита.
Стану делать первые ошибки,
Топая по площади страницы новой,
Есть пятно, но не стереть улыбки
От Хабаровска и до Ростова.
Я, наверно, скоро соберусь, уеду,
На вокзале стукнет стрелка у часов,
Что-то вспомнил старого соседа —
Тот в 60 остался без усов,
Сбрил, хотя усы носил со школы,
Колебанья не было в движеньях,
Даже Бог здесь не увидел фола,
Ну а люди: «Не сумел стерпеть старенья!»
