Эстонские деревья озабоченно
удерживают тусклые листы.
Эстонскою латынью у обочины
надписаны могильные кресты.
И облако седое, кропотливое
клубится и охватывает лес.
И чувство возникает сиротливое
к минувшему и будущему здесь.
Былое упоительней грядущего.
И прожитым уверенней дышу.
Ни облика, ни голоса петушьего
теперь уже в себе не нахожу.
И встреча со знакомым впечатлением,
когда я оборачиваюсь вспять,
так радостна, что вместе с удивлением
теряется желанье удивлять.
Ни ревности к грядущему, ни робости.
Лишь новым соответствием души —
рожок междугородного автобуса,
рыдающий в заоблачной тиши.
— Вам не кажется ли, фру Сеттергрен,
Что ответственное лицо,
Прыгающее, как мартышка,
Это — безответственное лицо?!
— Вам не кажется ли, фру Сеттергрен,
Что ответственному лицу
Не к лицу обвинять в безответственности
Соответственное лицо?!
— Значит, салки, выручалки?
— Значит, салки-выручалки,
Догонялки-елки-палки,
Жмурки-прыгалки-скакалки,
Чехарда!
— Значит, кошки-мышки?
— Значит, кошки, значит, мышки,
Шашки, пешки, погремушки,
Аты-баты, шли солдаты
Кто куда!
— Бантики и фантики,
Крестики и нолики?!
— Да, с утра и дотемна!
— Крестики-нолики,
А дальше черви-козыри,
А потом тюрьма?
Многоуважаемая фру!
Малоуважаемая фрекен!
Многоуважаемая фру!
Вы — старая кенгуру!
