Пойте — пойте, бубенчики ландышей,
Пойте — пойте вы мне —
О весенней любви, тихо канувшей,
О любовной весне;
О улыбке лазоревой девичьей
И — о, боль — о луне…
Пойте — пойте, мои королевичи,
Пойте — пойте вы мне!
Мадам, ваша комната провоняла цветами.
Я запомню это, когда ты дашь мне пинка под зад,
Я сижу здесь, как тоскующий леопард
В джунглях твоих светильников из винных бутылок,
Бархатных подушек цвета кровавого пудинга
И летающей рыбы из белого фарфора из Италии.
Я забыл о тебе, слыша, как срезанные цветы
Сосут воду из разных горшков,
Кувшинов и коронационных кубков,
Как пьяницы в понедельник с похмелья.
Молочные ягоды, местные звезды,
Кланяются со стола своим поклонникам:
Банда глаз, устремленных вверх.
А что это за лепестки или листья, с которыми ты их сочетала —
Эти серебристые штуки в полосато-зеленых овалах?
Да, знаю, красные герани.
Друзья, друзья. Вонь их подмышек
И неизбежных осенних напастей,
Мускусом пахнут, как наутро ложе любви.
Ностальгия пощипывает ноздри мои.
Кочки из хны среди топи: тряпок твоих тряпицы.
Носками пинают стоялую воду, густую, как туман.
Розы в пивной кружке вчера
Ночью испустили дух. Давно пора.
Их желтые корсеты были готовы расползтись.
Ты храпела, а я слушал, как попадали лепестки,
Барабаня и стуча, как нервные пальцы.
Нужно было тебе их выбросить до того, как умерли.
Рассвет обнаружил, что крышка бюро
Захватана китайскими руками. Теперь на меня
Глазеют хризантемы размером с голову Олоферна,
Которую окунули в краску, такого же кровавого цвета,
Как этот приземистый диван.
В зеркале повторяют их двойники.
Слушай: твои квартиранты-мыши
Шуршат пакетами крекеров. Мука
Высшего сорта окутала их лапки: они верещат от счастья.
А ты продолжаешь дрыхнуть носом к стене.
Вся эта сырость нужна мне, как деревянный пиджак.
Как мы попали на твой чердак?
Ты налила мне джин в стеклянную вазу.
Мы спали как убитые. Леди, что я делаю здесь
С легкими, полными пыли, и языком деревянным,
Околел по колено и затоплен цветами?
1960
