Мы обокрадены своей эпохой,
Искусство променявшей на фокстрот.
Но как бы ни было нам плохо,
В нас то, чего другим не достаёт.
Талантов наших время не украло.
Не смело. Не сумело. Не смогло.
Мы — голоса надземного хорала.
Нам радостно. Нам гордо. Нам светло.
С презреньем благодушным на двуногих
Взираем, справедливо свысока,
Довольствуясь сочувствием немногих,
Кто золото отсеял от песка.
Поэт и брат! Мы двое многих стоим
И вправе каждому сказать в лицо:
Во всей стране нас только двое-трое,
Последних Божьей милостью певцов!
Войной обстрелянный солдат,
Всей долгой жизнью изневолен,
Я твой читатель, самиздат,
К стыду читатель, а не боле.
И перед каждым, кто принес
Тебе страничку, полстранички
Про неожиданный допрос
Или житье в психиатричке,
Не в силах слез своих унять,
Читая текст машинописный.
0, ниткой сшитая тетрадь —
Единственное слово жизни.
И я, пристыженный тобой,
Кляну и жизнь свою, и книги.
Но не дано уже судьбой
И мне нести твои вериги.
Неотвратимый жизни страх
Гвоздями вколот под лопатку
В заросших гибелью кустах,
Когда несу твою тетрадку.
И лишь развязан мой язык,
И говорю не умолкая,
Когда в попутный грузовик
Меня подхватит Кольцевая.
Куда ведет шоссе? Куда?
К такому же, как я, тихоне,
И пальцы Страшного Суда
Сжимаются за мной в погоне.
