Выпил чарку, выпил две,
Зашумело в голове.
Неотвязные печали
Головами закачали.
Снова чарочку винца,
Три, четыре,- без конца.
По колено стало море,
Уползает к черту горе.
Томно, тошно без вина.
Что же думать? пей до дна.
Всё тащи в кабак живее,
Жизни скарба не жалея,
К черту в пасть да на рога —
Жизнь нам, что ли, дорога!
«По временам я даже счастлив!» —
сказал я доктору, который,
бесстрастно осмотрев меня,
дал мне понять, что я наивен.
Наверно, было не спастись
моим разрушенным зубам,
и волоски поодиночке
с моею гривой разминулись,
а о т…хее кавернозной
разумнее всего молчать,
сердечной мышце не терпелось
предупредить меня о худшем,
уже щитом дырявым стала
моя нахмуренная печень,
и что-то замышляли почки,
меланхоличная простата
и шаловливый мочеточник
меня неспешно приближали
к весьма научному концу.
Но, твёрдо глядя на врача
и не колеблясь ни минуты,
я дал понять, что для пальпации,
анализов и состраданий
мы выберем другой момент,
так, чтобы я в конечном счёте
мог и любить, и быть любимым, —
найти себе объект любви
на месяц, или на неделю,
или на предпоследний день.
Учёный и печальный муж
вперил в меня свой взор верблюда,
разглядывающего луну,
и гордо предпочёл забыть
про мой развязный организм.
С тех пор не знаю я, что делать:
последовать ли предписанью
и побыстрее умереть
или спокойно жить на свете,
как мне подсказывает тело?
В сомненьях этих я не знаю,
что предпочтительнее — думать
или жевать в саду гвоздики?
