Вот угас огонь денницы,
Ветер воет меж ветвей,
В небе проблески зарницы:
Друг, впусти меня скорей!
Над скалами тени бродят,
Дух стесняется в груди;
Огоньки в болотах всходят:
Дева, в дом меня введи!
Отодвинь запор скорее,
Холод члены костенит;
Сердце ж бьется всё сильнее —
Как нагорный ключ кипит.
Или нет мне упованья?
Что так долго медлишь ты?
Иль сердечные страданья
Для тебя одне мечты?
Под полнощные удары
Пред священной тишиной
Я клянусь рассеять чары,
Овладевшие душой.
Разорву любви оковы —
И опять свободен я!
Ах, покинь твой нрав суровый,
Сжалься и впусти меня.
Башню знаешь над скалою…
Слышишь бездны дальний рев:
Коль отвергнут я тобою,
Там я брошусь в черный зев.
И безгробным привиденьем
Стукну в полночь у дверей;
Нет у мертвых сожаленья…
Ах, впусти меня скорей!
Позабуду я не скоро
Бликов солнечную сеть.
В доме были полотёры,
Были с мамой разговоры,
Я хотела умереть.
И томил в руке зажатый
Нашатырный пузырёк.
На паркет, на клочья ваты
Дул апрельский ветерок,
Зимним рамам вышел срок…
И печально и приятно
Умереть в шестнадцать лет…
Сохранит он, вероятно,
Мои письма и портрет.
Будет плакать или нет?
В доме благостно и чинно:
В доме — всё наоборот,
Полотёры по гостиной
Ходят задом наперёд.
На степенных ликах — пот.
Где бы мне от них укрыться,
В ванной что ли, в кладовой,
Чтобы всё же отравиться?
Или с мамой помириться
И остаться мне живой?
