Я помню изгородь под инеем.
Снег падал тихо и светло.
Кричит петух — и вспоминаю я
мое гурийское село.
Проламывалась наледь тонкая
под грузом шага моего,
и лаяла устало Толия,
сама не зная, на кого.
Похожий на большую букву,
один на вековом посту
дуб укрывался, словно в бурку,
в свою дырявую листву.
Глубокий снег следы марали,
тропинка далеко вела,
и возле вещего марани
был ветер пьяным от вина.
Все это — где-то и когда-то,
но позабыть о том нельзя…
Входила в Гурию каланда
и чичилаки нам несла.
Перед финишем жизни о многом жалеют:
«Почему я не жил настоящим всегда?
Поздно понял, когда уж виски поседели,
И умчались, как пуля, навеки года.
Мир огромный такой, бесконечный, прекрасен,
Но так мало успел я его посмотреть,
Интересен, неведом и многообразен,
И об этом могу лишь теперь пожалеть.
Сколько шансов упущено, риска боялся,
Важно мнение было каких-то людей,
Смелым не был, так часто чего-то стеснялся,
Нужно быть похрабрее, немного наглей.
Понимаю, что был я всегда эгоистом.
А когда помогаешь, живёшь для других,
Наполняется жизнь мудрым стоящим смыслом,
Не ценил я, как надо, людей дорогих.
Не сказал, избежал, подойти побоялся,
Испугался громадных и гордых высот.
Пусть обиду терпел бы и даже фиаско,
Был сейчас бы предъявлен другой жизни счёт».
